But enough of recent history,lets go back in a time machine! All the way to prehistoric times when dinosaurs ruled the Earth!
С Новым годом, да!
Что собственно произошло. 31 декабря я вернулась с работы в 8 вечера. До этого я 2 недели морально готовила своих родственниц к тому, что салаты (в том числе мою любимую мимозу) придётся резать им, а не мне. 30 декабря я увидела, как мама выходит из магазина с бутылкой колы в руке. Очень странное зрелище, если учитывать то, что она ничего кроме воды, кофе и кефира не пьёт.
Пришла я, значит, вечером 31 декабря домой. Подошла к столу.
Мама: Нет, первой мы мимозу есть не будет. Сначала оливье.
У мамы, кстати, есть одна очень зверская привычка: перед трапезой она кричит голодающим: «Идите сюда! Всё готово!». Люди заходят на кухню и ещё 20 минут стоят на пороге, глядя на то, как она с 6384 ракурсов фоткает тарелки с едой.
Поели оливье. Потом мама налила нам колу. Ммм, странно всё это. Попили колу.
Потом я на два часа ушла в другую комнату отдохнуть за романом Агаты Кристи.
Мама: Ладно! Давайте поедим мимозу!
Зашли на кухню. Постояли 20 минут на пороге.
Вдруг, когда я вплотную подошла к столу, произошло следующее: мама захотела зажечь ещё одну свечку, задела локтем бокал с колой и та вылилась в салатницу.
Я:
Мама:
Это чё вообще такое? Как жить после лицезрения настолько душераздирающего зрелища?
Мы мимозу всё-таки поели. Слегка ощущался сладковатый привкус. Хорошо, что бокал был полон лишь на четверть. Возможно этот привкус ощущался бы сильнее, если бы не ОГРОМНЫЕ кусяры лука, бляха-муха. Огромные как бездна моего отчаяния. Что, так сложно буквально раз в год меленько порезать лучок, я не понимаю. И ведь они мне так и не признались, кто так бездушно его покромсал.
Что собственно произошло. 31 декабря я вернулась с работы в 8 вечера. До этого я 2 недели морально готовила своих родственниц к тому, что салаты (в том числе мою любимую мимозу) придётся резать им, а не мне. 30 декабря я увидела, как мама выходит из магазина с бутылкой колы в руке. Очень странное зрелище, если учитывать то, что она ничего кроме воды, кофе и кефира не пьёт.
Пришла я, значит, вечером 31 декабря домой. Подошла к столу.
Мама: Нет, первой мы мимозу есть не будет. Сначала оливье.
У мамы, кстати, есть одна очень зверская привычка: перед трапезой она кричит голодающим: «Идите сюда! Всё готово!». Люди заходят на кухню и ещё 20 минут стоят на пороге, глядя на то, как она с 6384 ракурсов фоткает тарелки с едой.
Поели оливье. Потом мама налила нам колу. Ммм, странно всё это. Попили колу.
Потом я на два часа ушла в другую комнату отдохнуть за романом Агаты Кристи.
Мама: Ладно! Давайте поедим мимозу!
Зашли на кухню. Постояли 20 минут на пороге.
Вдруг, когда я вплотную подошла к столу, произошло следующее: мама захотела зажечь ещё одну свечку, задела локтем бокал с колой и та вылилась в салатницу.
Я:
Мама:
Это чё вообще такое? Как жить после лицезрения настолько душераздирающего зрелища?
Мы мимозу всё-таки поели. Слегка ощущался сладковатый привкус. Хорошо, что бокал был полон лишь на четверть. Возможно этот привкус ощущался бы сильнее, если бы не ОГРОМНЫЕ кусяры лука, бляха-муха. Огромные как бездна моего отчаяния. Что, так сложно буквально раз в год меленько порезать лучок, я не понимаю. И ведь они мне так и не признались, кто так бездушно его покромсал.